Используя категорию истины, можно дать такое определение пред-метатеории познании: гносеология есть философское учение об истине и путях ее достижения. Такое определение будет, пожалуй, наиболее точным и емким — именным, как говорил А.Ф. Лосев, поскольку вбирает в себя все предыдущие определения на правах подчиненных мо­ментов. В самом деле, главной целью и ценностью любой познаватель­ной деятельности является получение не просто знания, а знания,, обладающего статусом истинного. Философское же знание законо­мерностей, определяющих познавательный процесс, значимо не само по себе, а лишь постольку, поскольку помогает получать истинное зна­ние и избегать заблуждений.

Выступая как учение об основаниях бытия истины, теория познания формирует свой особый язык в виде системы философских категорий, т.е. предельных смысловых структур сознания, благодаря которым воз­можно формирование любых его частных понятийных схем и посредст­вом которых осуществляются акты рациональной философской рефлек­сии над предметностью любого рода Помимо этого в конкретном смысловом содержании философских категорий, изменяющемся от эпо­хи к эпохе, отлагается общественно-исторический опыт познания и пре­образования мира человеком. Ниже мы еще остановимся на различные типах категориальных структур, которыми оперирует сознание человека (логических, ценностных, экзистенциальных). Здесь же вычленим неко­торые специфические черты собственно гносеологических категорий.

Во-первых, гносеологические категории носят преимущественно парный характер, определяясь друг через друга: истина — заблужде­ние; сознательное — бессознательное; чувственное — рациональное; интуитивное — дискурсивное; субъективное — объективное и т.д. Ни­каких более общих смысловых структур, никакого более общего язы­ка еще никго не придумал, а потому определять гносеологические ка­тегории через более общие понятия (через род и видовое отличие) попросту невозможно. Их можно определять только через противопо­ложную парную категорию, через свое «иное», как говорил Гегель. Поэтому всегда, когда мы хотим определить, что «есть истина», мы вынуждены в первую очередь указать, что истиной не является, т.е. тем или иным образом ввести категорию «заблуждение».

Во-вторых, никакие предельные категориальные полюса мысли не могут бьпь устранены волевым актом. Их отрицание утверждает их же.

Так, говоря, что «истины нет», я тем самым претендую на истину. Это свойство носит название саморефлексивности философских категорий.

В-третьих, какое бы частное понятие мы ни ввели в любой науке, какое бы знание мы ни сделали объектом рациональной теоретико-по­знавательной рефлексии, мы в любом случае будем внутри смысловой «категориальной сферы», где предельным языком все равно окажется язык гносеологических категорий. За ее пределами лежат только раз­личные виды интуиции и акты личностного волеизлияния. Даже если мы желаем дать рациональную интерпретацию, например, феномену мистического опыта, то разговор о нем мы будем с необходимостью ве­сти на языке гносеологических категорий и в пределах смысловой сфе­ры, которую они очерчивают.

В-четвертых, категориальные гносеологические пары системно ре­флексивны, т.е. содержательный анализ любой пары категорий (напри­мер, сознательное — бессознательное) заставляет рано или поздно об­ращаться к содержанию других категориальных пар (к категориям чувственного и рационального, опосредованного и непосредственного и т.д.). Отсюда получает свое естественное объяснение неистребимая жажда строить целостные философские системы категорий, ибо, потя­нув за отдельную смысловую «категориальную ниточку», мы с необхо­димостью начинаем разматывать весь категориальный «клубок».