К ним относятся доктрины, утверждающие, что знание образует особый идеально-духовный мир, являющийся трансцендентным (от лат. transcen­dent — выходящий за пределы) относительно индивидуального сознания. Этот объективно существующий мир знания является субстанциаль­ной (порождающей) основой любых конкретных продуктов человечес­кой познавательной деятельности, хотя, в свою очередь, способен об­наруживать себя и даже, по мнению ряда мыслителей, прирастать только за счет творческих актов индивидуального сознания.

Гносеологическая доктрина классического платонизма вытекает из знаменитого символа платоновской пещеры, противополагая мир чувственных теней, в который погружено обыденное сознание, умо­постигаемому солнечному миру идей, образующему идеальную онто­логическую основу бытия вечно текучего телесного мира и являюще­муся истинной целью познавательных устремлений земного человека. Мир знания — это вечный, неизменный и совершенный мир истины, блага и красоты, к которому, по Платону, душа человека способна не­посредственно приобщиться лишь после физической смерти, избавившись от телесных оков, препятствовавших духовному созерцанию этого идеального бытия. Но мир идей может открыться душе и при жизни за счет искусства рассуждения и развитого дара умозрения, по­могающих развеять магию чувственно-телесного образа мира. «Когда же кто-нибудь делает попытку рассуждать, — пишет великий гречес­кий философ, — он, минуя ощущения, посредством одного лишь ра­зума, устремляется к сущности любого предмета (т.е. к его идее или, точнее, к его идеальному прототипу. — Прим. авт.), пока при помощи самого мышления не постигнет сущности блага. Так он оказывается на самой вершине умопостигаемого .».

При всей, казалось бы, фантастичности и мифологичности плато­новских идей, столь непривычных для современного сознания, они имеют весьма серьезные гносеологические основания для своего су­ществования.

Во-первых, любое практическое действие человека, а как сейчас выясняется, и многие действия животных подразумевают наличие идеального плана действий. Излюбленный образ самого Платона — горшечник, который на основании идеи горшка в своей голове спо­собен вылепить из глины множество реальных горшков, сообразуясь с их идеальным прототипом. Логично предположить вслед за Плато­ном, что и множество природных объектов одного и того же рода должно иметь единую сверхпространственную и сверхвременную идеальную основу для своего существования, обеспечивающую единство их свойств, несводимое к свойствам составных частей, и ос­тающуюся неизменной в случае гибели или распада единичных пред­ставителей этого множества. Вводя свою теорию онтологически су­щего мира идей, Платон по-своему отвечает на вопросы о связи материальных и идеальных начал бытия и о причинах удивительной гармонии природы.

Во-вторых, общие понятия (числа, цвета, формы), а тем более фи­лософские категории типа времени, сущности или закона не выводи­мы напрямую ни из какого внешнего опьпа и социального научения. Напротив, они сами только и делают возможным наш чувственный опьп и процесс социализации. Так, для того чтобы умозаключить о качественном сходстве (или несходстве), количественном равенстве (или неравенстве) вещей, данных нам в чувственном опыте, необхо­димо предварительно уже обладать общей идеей сходства и равенства. Платон в этой связи замечает следующее: «Прежде чем начать видеть, слышать и вообще чувствовать, мы должны были каким-то образом узнать о равном самом по себе — что это такое, раз нам предстояло coотносить с ним равенства, постигаемые чувствами .». Такие априорные формы опыта, как их назовет последующая традиция, Платон и1 выносит в мир вечных и неизменных идей.