В сороковых годах взгляды автора «Вечеров» и «Миргорода» существенно изменились. Особенное значение для него стала принимать идея Церкви. Если в тридцатые годы его христианство было аконфессийным, то позже оно приобрело конфессиональный характер; особенную роль начинает играть Православная Церковь. В «Избранных местах из переписки с друзьями» Гоголь писал: «Говорят, что Церковь наша есть мертвая, но это ложь, поскольку Церковь наша есть жизнь»; «потому что мы являемся покойниками, а не наша Церковь – из-за нас и она была названа покойником». В Православной Церкви Гоголь начал видеть Церковь будущего, которая к этому времени скрывалась, как целомудренная девушка, но затем была призвана к новому историческому бытию, к чему Католическая Церковь уже не очень предоставлялась. Гоголь подчеркнул особенные преимущества Российской Православной Церкви, которая «всё согласует и разрешит».

Гоголь видел в православье силу, которая в состоянии изменить жизни людей и общества. Общественная безалаберщина, которая имеется в жизни, является следствием греха, овладевшего людьми. Роль Церкви заключается в установлении мира в душах людей и отношениях между ними («Церковь наша всех примирит»). Вводя строй и согласие в человеке, она введет его также в общественную жизнь.

Хаос начинает грех. Проблема греха – как и проблема смерти – связана с тематикой зла вообще. Проблема зла касается всей человеческой судьбы. Подводит к вопросу о его смысле, о возможностях его преодоления, а также окончательной победы добра. В течение тысячелетий во всех культурах мотив борьбы добра с злом, Бога с дьяволом был главным мотивом народных рассказов. Гоголь воспринимает эту внешнюю сторону фольклора, но у него «она содержит в своей глубине более сложные вещи».

Анализируя мир зла в произведениях Гоголя, выдающийся исследователь его творчества профессор Юрий Лотман предложил различать две ипостаси зла: мир хаоса и мир космоса.

Сфера человеческих отношений становится миром зла потому, что в ней внедрён хаос: человек оценивается на основании своего имущества и общественной позиции. В таком мире уже нет места для любви, доброты, аутентичности. Мир хаоса враждебен человеку, учитывая тесноту и закостенелость. Однако имеется ещё другой мир зла – мир космический, враждебный человеку своей безграничностью и непостижимостью.

Мир космического зла не был создан человеком, но в человеке проявляется. Кто его автор? Гоголь уверен, что дьявол.

Уже в первом цикле рассказов «Вечера на хуторе вблизи Диканьки» появляется мотив борьбы одинокого героя с дьяволом. Таким героем является Даниил Бурульбаш из «Пропавшей грамоты», кузнец Вакула из «Ночи перед Рождеством», дедушка дьяка Хомы Григорьевича. Все они высмеивают черта, поскольку так заведено в их обществе. В этих произведениях силён народный мотив борьбы с чёртом. «Майская ночь» и «Ночь перед Рождеством» показывают величие и победный характер добра: чистота молодой барышни и «божественное искусство» иконописца способны умолить судьбу и противостоять магическим чарам, хотя в «Ночи в канун Ивана Купала» и «Страшной мести» потешные дьявольские выходки вдруг обращаются своей ужасающей стороной. В рассказе «Вий» из цикла «Миргород» эта борьба приобретает более драматический вид и также приводит к гибели героя. Здесь уже не идёт речь о соглашении с дьяволом, как, например, в «Ночи в канун Ивана Купала», ни о беспрекословном приговоре Божьей справедливости, как в «Страшной мести» — сомн тёмных сил врывается в мир героя. Его трагедия заключается в том, что он живёт на грани двух миров, «светлого» и «тёмного», и что эта «двухмирность» отражается на его внутренней раздвоенности.

В рассказах следующих циклов – «Портрет» (Арабески) и «Проспект» (Петербуржские рассказы) – появляется, вроде бы, «лицо» этого зла. Это уже не какая-то невыразительная туча тёмных сил, но настоящий дьявол, и скорее всего даже антихрист. Он приобретает вид, который очень тяжело распознать, благодаря чему является ещё опаснее. Гоголь вводит поэтическую мифологию в банальную повседневность, а повседневность мифологизирует и возводит к уровню эпоса, унижает идею антихриста, князя мира, до малого чертика в образе свиньи («Сорочинская ярмарка»), до «толстенького дурака с хвостом и бородой козла» («Ночь перед Рождеством») «в немецких ногах» («Утерянная грамота») и тому подобное. Эта мифологизация идеи антихриста является одним из наиболее оригинальных и глубоких проявлений интуиции Гоголя. Увидеть дьявола без маски, не в громе и молниях, не с опалёнными крыльями, а в лице банального и смешного господина – того, что позже придет к Ивану Карамазову, «вечного лицедея, паразита, мартышку Господа».

Павел Евдокимов так комментирует это «открытие» Гоголя: «Гоголь в действительности видел, что он (дьявол) является ужасным в своей мизерности и что его внешний вид ужасающе – как у каждого – изменяет его настоящему лицу. Хорошо известно, что мистификационный обман дьявола – это убеждать нас в том, что он не существует. Гоголь подчеркивает состояние общего ослепления. Наилучшим средством поднятия сатаны на пьедестал – это не знать о нём. Имя же ему Легион, что означает, что он есть везде. Поскольку он ничего так не желает, как пройти неузнанным, он нуждается в молчаливом соучастии человека, чтоб открыть себя».