«Дайте нам руководителя, – кричат люди философу, – мы хотим вырваться из этой жалкой обстановки, среди которой мы погрязаем. В нашем воображении постоянно зарождаются образы лучшего, и мы скорбим о них, но все наши усилия обратить их в действительность остаются бесплодными. Нас утомляют эти постоянные ошибки: укажите нам пути которыми мы можем достигнуть исполнения наших желаний».

«Что полезно, то справедливо», – вот один из последних, в числе многих ответов на этот призыв.

«Совершенно верно, – возражают вопросители, для божества справедливость и польза, без сомнения, однозначащие выражения; но для нас остается еще неразрешенным вопрос, которое из них предшествует и которое должно служить выводом. Если согласиться с вашим предложением, что справедливость составляет неизвестную величину, а польза известную и данную, то предложение ваше может послужить делу. Но в том то и беда что горький опыт убедил нас, что обе эти величины одинаково неизвестны и одинаково неопределенны. Наконец, в нас зарождается подозрение, что определение справедливости даже легче, чем определение пользы, и что удобнее было бы ваше предложение преобразить в противоположное и выразить так: что справедливо то полезно».

«Держитесь правила наибольшего счастья наибольшего числа людей», так разрешает сомнение другой авторитет.

Ему отвечают, что «это, точно так же как предыдущее, нельзя даже вовсе называть руководящим правилом; это скорее выражение задачи, подлежащей разрешению. Ваше «Наибольшее счастье» – это именно и есть то, что мы так долго и так бесплодно разыскиваем; мы только не давали названия предмету наших желаний. Вы не говорите нам ничего нового, вы только придумываете слова, чтобы выразить нашу потребность. То что вы называете ответом, это наш вопрос, выраженный в обратной форме. Если такова ваша философия, то она, без сомнения, одно суетное и ничтожное разглагольствование; она не более как эхо, повторяющее вопросы».

«Имейте же немного терпения, – возражает моралист, – дайте мне высказать о том, каким образом можно обеспечит наибольшее счастье за наибольшим числом живущих».

«Опять-таки вы не понимаете нашего требования, – восклицают возражающие, нам нужны не личные мнения, а что-нибудь другое. Этими мнениями уже пересытились. Вся масса пустого прожектерства касательно общего блага была основана на личных мнениях; у нас нет ни малейшей гарантии, что ваш план не прибавит нового звена к перечню прежних ошибок. Придумали ли вы способ для составления безошибочного суждения? Если нет, то мы видим одно, что вы настолько же пребываете во тьме, насколько и мы. Совершенно справедливо, что вы приобрели более ясный, взгляд на цель, к которой мы должны стремиться; что же касается до пути, которым мы должны идти, то ваше предложение высказать мнение показывает уже, что вы в этом отношении не знаете ничего более определенного, чем мы. Мы сомневаемся в вашем положении, потому что оно не заключает в себе того, в чем мы нуждаемся, т.е. руководителя; мы сомневаемся в нем, потому что оно не указывает ни одного верного способа для обеспечения за ними предмета наших стремлений; мы сомневаемся потому что оно не создает veto по отношению к ложной политике; оно настолько же допускает хороший, настолько и дурной образ действия, если только действующие признают его ведущим к достижению предписанной цели. Ваше учение о пользе, об общем благе, о наибольшем счастии наибольшего числа людей не заключают в себе единообразного предписания, удобного для применения в практической жизни. Пусть правители будут убеждены или сумеют подать вид, что они убеждены, что их меры послужат ко благу общества, и ваша философия останется немою, ввиду самого крайнего безрассудства и самых мрачных преступлений. Это не может нас удовлетворить. Мы ищем учение, которое нам давало бы положительный ответ, когда мы спросим его о проступке «Хорошо это или нет?» Нам не нужно мировоззрение, которое нам отвечало бы подобно вам: «да, это хорошо, если оно способно вас благодетельствовать». Мы вам будим благодарны, когда вы создадите нам то, чего мы ищем, когда вы нам дадите аксиомы, из которых мы будим в состоянии выводить ряд заключений до тех пор, пока с математической точностью не разрешим все наши затруднения. Если вы не в состоянии дать нам такого мировоззрения, мы должны будем искать его в другом месте».

В свою защиту философы говорят, что такое требование неблагоразумно. Они подвергают сомнению возможность научно-точных правил нравственности. Независимо от этого они утверждают, что их система достаточна для практических целей. Они ясно определили цель к которой следует стремиться. Они изучили пространство, которое лежит между этой целью и нами. Они полагают, что отыскали лучшую дорогу. Наконец, они добровольно приняли на себя роль пионеров. После этого они думают, что им сделано все, что можно от них требовать, что критику оппозиции они могут считать придирчивою и возражения ее пустыми. Вникнем внимательно в этот спор.